Episode Transcript
[00:00:08] Зодчие в серых робах.
[00:00:31] как армянские архитекторы строили город на вечной мерзлоте и почему их вклад был забыт. Сибирь реалии. Марина Аронова. 18 сентября 1901 года родился академик архитектуры Геворг Качар.
[00:00:52] Принято считать, что своим неповторимым обликом заполярный Норильск обязан ленинградским зодчим, но если изучить немногие сохранившиеся документы, обнаружится, что над созданием города на вечной мерзлоте трудились и архитекторы из солнечной Армении. Официально их авторство не признавали, поскольку они были заключенными Нориль-Лага. Одним из таких подневольных зодчих был Георг Качар, разработавший генеральные планы Норильска и Дудинки. В 1944 году Красноярский крайком партии задумал преподнести подарок к приближавшемуся 70-летнему юбилею великого вождя. В станке Курейка на Енисеи, где Ёська Джугашвили отбывал ссылку, решено было построить мемориал в его честь.
[00:01:48] С дореволюционных времён посреди глухой тайги сохранился ветхий домик, где жил Иосиф Джугашвили. Эту полуразвалившуюся лачугу решено было превратить в величественный пантеон-музей. Организацию работ возложили на управление Норилькстроя и исправительно-трудовых лагерей НКВД, проще говоря, на Норильлак.
[00:02:15] Всем архитекторам, работавшим в Норильске, велено было представить эскизный проект дома-музея Сталина в Курейке. В закрытом конкурсе участвовали около 30 проектов. Москва утвердила проект Сергея Хорунжева. Деревянный домишко был спрятан под 12-метровыми сводами монументального здания со стеклянными окнами в пол, а рядом возвышалась гигантская бронзовая статуя Йоськи, которую можно было в деталях рассмотреть даже с проходящих мимо пароходов. По итогам конкурса 30 декабря 1945 года был издан приказ по Норильскому комбинату НКВД СССР, где говорилось, что премию следует врычать не только победителю, но также двум заключенным Нориль-Лаго. Харунжи получил премию в 1000 рублей, двое зэков по 150 рублей.
[00:03:13] Зато было разрешено продать указанным заключенным продуктов на 100 рублей каждому и пошить по суконному костюму. Этими счастливцами были два друга, армянские архитекторы Геворг Качар и Микаэл Мазманян. Когда им предложили спроектировать музей для Йоськи Джугашвили, Качар был возмущен до глубины души, а Мазманян отреагировал на предложение с юмором и уговорил друга согласиться. Но участие в строительстве пантеона отца народов ни на год не сократило 18-летний тюремный срок Георга Качара. Он смог вернуться в родной Ереван лишь накануне своего 60-летия.
[00:04:03] Большая часть работ проходила по субботникам. В начале XX века Эревань, будущая столица Армении, была маленьким восточным городом, опустошенным многочисленными войнами, землетрясениями и пыльными борями. Древние дворцы и крепости лежали в руинах. Их окружали бедные глинобитные дома на извилистых улочках.
[00:04:29] В провинциальном Захолустье не было не только электричества канализации или асфальтированных дорог, но даже мостовых, и после каждого дождя они превращались в непролазную грязь. 18 сентября 1901 года в этом сонном царстве в семье цирюльника Барсега Качаряна появился на свет первенец, получивший имя Геворг.
[00:04:55] Через несколько лет после его рождения семья Кочарянов перебралась в Тифлис, где армянам жилось не в пример спокойнее, чем на родной земле. Там в 1910 году Геворг пошел в первый класс. Окончив семинарию, поступил в техникум и все время учебы помогал отцу. Барсек Кочарян очень хотел, чтобы единственный сын продолжил семейное дело, но Геворг мечтал о живописи и скульптуре.
[00:05:25] В 1919 году он поступил в Тифлийскую академию художеств, но проучиться смог всего полгода. Платить было нечем, пришлось оставить занятие живописью. 19 декабря 1920 года специальным декретом совнаркома были организованы высшие художественно-технические мастерские, знаменитые Вхуты Мас.
[00:05:48] Конкурс в лучший творческий вуз страны был огромным, но однокашники Георга по духовной семинарии нерсисианов Тифлиси, Каро Алабян и Микаэл Мазманян сумели туда поступить. С Каро Алабяном, который еще в Тифлиси считался отличным художником, Георг не был близко знаком.
[00:06:09] Он тайком наблюдал, как Алабям сидит с этюдником, следил за каждым движением его кисти, но подойти заговорить не осмеливался. Однокашники близко познакомятся лишь в Москве, когда окажутся на одном курсе во Хутемасе.
[00:06:27] Зато с Михаэлем Мазманяном Геворг подружился еще в семинарии, и хотя Геворг был младше Михаэля на два года, разница в возрасте не помешала возникнуть дружбе на всю жизнь. Геворг решил последовать примеру друга и в 23 году поступил на графическое рисовальное отделение в Хутемаса, где преподавали такие мастера авангарда, как Василий Кондинский, Владимир Фаворский и Казимир Малевич.
[00:06:56] Геворг делал успехи в живописи, но свое истинное призвание осознал лишь после того, как посетил выставку работ студентов архитектурного факультета. Пораженный увиденным, он навсегда определился с выбором профессии. К 1927 году Геворг Качар, к тому времени он укоротил свою фамилию на две буквы, стал одним из лучших студентов Хутемаса.
[00:07:23] Из 70 выпускников вуза только пятеро получили наивысшую оценку, а Лобян и Качар были в их числе. Как лучшего выпускника Качара командировали на выставку жилищного строительства в Штутгарте. Эту поездку курировал сам нарком просвещения Анатолий Луначарский.
[00:07:45] Перед талантливым молодым архитектором, к тому же членом ВКПБ, открывались блестящие перспективы. Но Геворг предпочел вернуться в родную Эревань и в 1929 году возглавил только что созданное государственное проектное бюро города. Вслед за другом распределение в Эревань получил и Микаэл Мазмонян.
[00:08:11] В Эреване, ставшей к тому времени столицей Армении, началась масштабная реконструкция всего города. Здесь уже появилось электричество, были проложены водопровод и канализация, но нужно было создать принципиально новое городское пространство. Каро, Алабян, Микаэль, Мазманян и Геворг Качар стали создателями новой Эревани, величественной столицы советской Армении из розового туфа.
[00:08:41] Молодые архитекторы были преисполнены энтузиазма и готовы трудиться, не покладая рук. Они чувствовали себя первопроходцами, создающими светлое будущее.
[00:08:52] В 1930 году Качар возглавил впервые организованный Союз Архитекторов Республики Армения, вошел в состав Президиума Союза Архитекторов СССР, и в том же году по предложению Каро Алабяна принял участие в самом амбициозном проекте тех лет – в создании Дворца Советов в Москве. И хотя в конкурсе участвовали такие корифеи, как Щусев и Иофан, Алабян и Качар тоже смогли внести достойный вклад. С 1934 года Качар руководил работой всех трех архитектурно-промышленных мастерских Еревана, одной из которых возглавил его старый друг Мазманян, а в 1935 году Геворг стал одним из самых молодых академиков страны, членом-корреспондентом Академии архитектуры СССР. Вместе с друзьями он создал множество знаковых строений Еревана, здание драматического театра имени Станиславского, кинотеатр «Москва», магазин «Детский мир», комплекс общежитий зооветеринарного института. А построенный Качаром и Мазманяном на озере Сиван, дом творчества писателей и сегодня остаётся признанным шедевром советского модернизма. Из воспоминаний Георга Качара.
[00:10:17] Строительство клуба строителей, позднее в нем располагался русский драматический театр имени Станиславского, началось в 1931 году и большая часть работ происходила по субботникам. Строительство велось очень примитивно, не было никакой механизации, автотранспорта. Строительные материалы привозились на телегах, а рабочие трудились вручную. По возвращении в камеру Его с трудом можно было узнать. В 1936 году Качар и Мазманян вошли в состав советской делегации, отправленной знакомиться с лучшими образцами архитектуры капиталистических стран во Франции, Италии, Греции и Турции. Четыре месяца они изучали шедевры Парижа, Милана, Венеции, Флоренции, Афин, Рима, Неаполя и Константинополя.
[00:11:14] Конечно, участвовать в таких поездках по капиталистическим странам было очень почетно, но и опасно. Из воспоминаний архитектора Джима Тарасяна. Мазманян часто гулял с качаром по улицам Парижа. Они часто встречались с нашими соотечественниками, беседовали с ними, рассказывали им о новой жизни в Армении.
[00:11:38] Мазманян выступал с речами перед соотечественниками, рассказывал, как они строят новый город, розовый город из артикского туфа. Однажды после выступления к нему подошла молодая пара и сказала, вы нас убедили, мы сомневались вернуться на родину или нет, после вашего выступления мы решили поехать в Армению. Перед ссылкой, когда Мазманян находился в тюрьме, В их тюремную камеру привели молодого человека. Оказалось, это был тот самый мальчик, который, вдохновленный словами Мазманяна, решил вернуться на родину.
[00:12:18] В 1937 году Качара и Мазманяна арестовали прямо на рабочем месте. Обвинения были предъявлены по статьям 64, 65-17 и 68 Уголовного кодекса Армянской ССР, что соответствовало 58-й статье Уголовного кодекса Российской Федерации. Признанный виновным в шпионаже, измене родине и участии в троцкистско-бухаринской группе, Качар был приговорен Военной коллегии Верховного Суда СССР в Ереване к 15 годам лишения свободы и 5 годам поражения в правах. Точно такой же приговор получил и Мазманян. По словам Лилит Тер Минасян, внучки Мазманяна, услышав приговор, друзья обнялись от радости. Они были уверены, что их расстреляют. Тот, кого не расстреляли, считался счастливым человеком, вспоминал архитектор Джим Тарасян.
[00:13:18] Около года друзья провели в Вологодской зоне общего режима.
[00:13:24] В казарме Вологодской тюрьмы находилось 18 заключенных, шестеро из Ленинграда, шестеро из Воронежа и третью шестерку составляли мы, армяне. За 10 месяцев 17 из нас угодили в карцер из-за разных «правинностей».
[00:13:46] Последней жертвой оказался Василий Малхасян. До него Микаэл Мазманян угодил в карцер, который был тюрьмой в тюрьме, изолятором, где недельное пребывание так преобразовывало человека, что по возвращении в камеру его с трудом можно было узнать.
[00:14:04] Туфли Микаэла Мазмоняна были так велики ему, что в одной из них могли бы уместиться обе ноги. Сколько раз он просил у надзирателя новую обувь, но все было без толку. Наш архитектор ходил в своих туфлях точно пятилетний ребенок в отцовских галошах. Он не в состоянии был даже волочить их, потому что ноги забегали вперед обуви. Поэтому Мазмоняну часто приходилось отказываться от 15-ти минутной прогулки, и обреченный он носил эти туфли, как тяжелый крест судьбы. Однажды наш старший товарищ, добродушный Амаяк Мелик Агамирян, один из видных химиков Армении, посоветовал Мазманяну хотя бы последние дырки на убаве связать какими-нибудь нитками, чтобы туфли не отставали от ног, а тащились бы за ними. Добрый совет Очень умный и уместный, дорогой Амаяк. Но откуда мне взять нитки? Обреченного заразил Мазманян. Обувь мы получали без шнурков, да и вообще при себе запрещалось иметь любые нитки, бечевки, веревки и прочее. И тем не менее, чтобы поддерживать чистоту в камере, нам выделили обыкновенный веник. Как известно, прутья веника вяжутся с помощью проволоки или же ниток.
[00:15:27] Проволока в тюрьме дело немыслимое, а вот ниткой, обычной пеньковой ниткой, был обмотан наш веник. Не помню, кому вдруг пришло в голову надоумить Микаэла, он осторожно срезал из веника несколько сантиметров ниток, чтобы хватило сблизить и связать последние дырки на туфлях. Позже он проклинал эти минуты смекалки.
[00:15:54] На следующий день Мазманян вышел с нами на прогулку. Не сделали мы двух кругов, как Мазманяна вывели из строя. Надзидатель заметил, что у заключенного под номером 609 странная походка. Осмотрели туфли и обнаружили шнурки. Всех нас вернули в камеру. Через 10 минут явился дежурный тюремщик и прочитал приказ.
[00:16:18] За хранение в камере веревки заключенного номер 609 отправить в карцер на 10 дней. Обычная нитка в 10 сантиметров переросла в веревку. Микаэла забрали в карцер. Забрали и веник. Его стали приносить по утрам и после уборки камеры вновь уносили. Через 10 дней Микаэл Мазманян вернулся из карцера, сам на себя не похожий, только имя осталось прежним.
[00:16:50] Неизвестно, какой сложилась бы судьба двух армянских зодчих в ГУЛАГе, если бы в нее не вмешался третий друг, академик Каро Алабян, ставший к тому времени ведущим архитектором всей коммунистической России с оккупированными территориями, ответственным секретарем Союза Советских Архитекторов.
[00:17:11] Алабян был очень близким другом своего одноклассника по семинарии Нерсесяна в Тифлисе, всесильного Анастаса Микояна. В годы гражданской войны Алабян спас Микояну жизнь, вынес его тяжело раненого с поля боя, рассказывает историк архитектуры Валерий Мутко, имя изменено и соображение безопасности.
[00:17:36] Алобян воспользовался дружбой с Микояном, чтобы спасти своих однокашников. Он знал, что в заполярном Норильске затевается грандиозное строительство, и не без оснований полагал, что опыт и знания его друзей будут там востребованы, что поможет им выжить в Гулаге. Через Микояна Алобян добился, чтобы Качара и Мазмоняна перевели в Норильск. Расчет оказался верным.
[00:18:03] Оба архитектора действительно довольно быстро начали работать по специальности, что обеспечило им относительно комфортные условия содержания. Но, конечно, и браться приходилось за любую работу. Подневольный труд не предполагал никакой свободы творчества.
[00:18:19] Так, в 1945 году Норильская газета «Металл. Родине» сообщила, что по проекту архитектора Качара строился красивый забор, которым обносилась промышленная площадка. Видимо, лучшего применения талантом академика архитектуры не нашлось. Показался плантатором, управляющим рабами.
[00:18:45] Качар и Мазманян участвовали в строительстве большинства промышленных объектов Норильского горнометаллургического комбината, в разработке генеральных планов Норильска и Дудинки, проектировали знаковые здания исторической части столицы Заполярье, например, ансамбль Гвардейской площади. Но все лавры доставались вольнонаёмному начальству. Архитекторы, находившиеся в заключении, не имели права ставить свою подпись под созданными ими проектами. И армянские Зочи и Норильска не были исключением, поясняет Валерий Мутко. И тогда друзья придумали, пожалуй, самый оригинальный способ оставить хоть какую-то память о себе. Армянские духаны издавна украшались барельефами посуды. Точно такие же вазоны и кубки Качар и Мазманян разместили на фасадах зданий-близнецов ресторанов Лама и Таймыр.
[00:19:45] Они и сегодня напоминают о подневольных зодчих Норильска. Из воспоминаний архитектора Ирины Розиной. Вокзал проектировал Качар, будучи несвободным. Сейчас его нет в живых, как и многих других очень заслуженных талантливых архитекторов, которые были в то время политическими и не имели права подписи под чертежами.
[00:20:11] авторами считались Непокойчицкий и Миненко. Главный архитектор проекта Норильска, твердый последователь Ленинградской школы Витоль Непокойчицкий до конца своей жизни утверждал, что ансамбли Октябрьской, Гвардейской и Комсомольской площадей, а также проекты застройки улиц 50 лет Октября и Севастопольской созданы исключительно им самим и его женой, архитектором Лидии Миненко. По словам Непокойчицкого, если Качар что-то и построил, то только здание бани и четыре трехэтажных дома. Из воспоминаний Норильского архитектора Ларисы Назаровой. Меня встретил Непокойчицкий, и я вместе с ним пришла в барак, гражданский отдел Норильской проектной конторы. То, что я увидела, поразило мое воображение.
[00:21:08] В узком длинном помещении лицом к глухой стене сидели проектировщики за одной длинной полкой, заменяющей видимо столб. Они сидели в одинаковых серых робах, и на спине у каждого был номер. Работа на столе освещалась висевшими лампочками. Они работали в полной тишине, ко мне не обернулись. Свет из узких окон освещал их номера.
[00:21:34] Мы прошли мимо них в светлую большую комнату, кабинет Витольда Станиславовича, и он сказался характерной для него усмешкой. Вот это и есть мои архитекторы. Я обычно подбираю их по спискам каторжан с наиболее длительными сроками, так что у меня вакантных мест нет. Я возвращалась мимо согнутых спин тесно сидящих людей.
[00:22:00] Моё настроение упало, и я уже не хотел работать в граждан-проекте. Внутренне я ужаснулась. Непокойчатский показался плантатором, управляющим рабами. Долго у меня оставалось это настроение, особенно после рассказов о том, как он несправедлив к исполнителям, среди которых были талантливые архитекторы, имеющие большое количество построек на родине. Он не давал подписывать выполненную ими работу.
[00:22:29] Об этом, в частности, мне рассказывали Качар, Меклер и даже Розина, попавшая к нему позже. С Георгием Барсеговичем я познакомилась в 1955-56 годах в Красноярске, куда приехала согласовывать свой проект клуба металлургов на площади Завинягина. Качар охотно помогал мне пройти бюрократические рогатки, И мы много разговаривали о Норильске, о царившей в те годы в проектной конторе атмосфере, вызывавшей у него резкую реакцию. Качар мне с горечью рассказывал, как ему мешало работать непокойчески, как он не мог ставить подписи под своими работами, и поэтому доказать, какие постройки его, он не может. Это его очень обижало, впрочем, как и других архитекторов.
[00:23:22] Я всегда возмущался вопиющей несправедливостью в замалчивании имен авторов проектов и тружеников проектировки, и мне будет горько, если эти фиктивные имена станут достоянием истории, а подлинные авторы, которые и так приняли лихо в жизни, будут забыты. Теперь ведь нечего и скрывать, они реабилитированы.
[00:23:46] Я счастлива хотя бы тем, что дожила до той поры, когда могу открыто рассказать о людях, отдавших талант и долгие годы жизни на Рильску и ушедших в безвестность, о несправедливом возвеличивании других, о приписывании ими авторства на проектирование целого города.
[00:24:08] Качар трудился очень много и плодотворно. Так по его проекту было построено одно из красивейших зданий Дудинки – деревянный речной вокзал, который называли «воротами в Арктику».
[00:24:21] Он был похож на белоснежный теплоход с палубами и иллюминаторами и поражал воображение всех, кому доводилось попасть в Заполярье. Но, пожалуй, самым значимым вкладом армянских архитекторов была разработка схем закладки фундаментов зданий на сваях в арктических условиях. Я буквально дрожал от волнения.
[00:24:46] Заключенным Нориль Лаго Качар оставался до февраля 1947 года, когда по инициативе особого отдела его лагерный срок был сокращен на 5 лет и 8 месяцев. Сразу после освобождения архитектор возглавил проектную группу Норильского комбината. 18 июня 1947 года с ним был заключен контракт за номером 305, который лишь зафиксировал давно сложившуюся практику. На деле Кочарян руководил группой задолго до освобождения, еще в статусе заключенного. Некоторые мемуаристы описывают Кочара как немногословного и мрачного человека, но, мне кажется, немногие сохранившиеся документы лучше отражают его несгибаемый характер и любовь к жизни.
[00:25:41] полагает норильский историк и краевед Наталья Осипова. Имя изменено из соображений безопасности. Так, в первое же лето после освобождения Георг Барсегович принял участие в соревнованиях по легкой атлетике, а когда еще через год 21 мая 48 года плену Верховного Суда СССР восстановил архитектора в правах, он тут же вступил в профсоюз и активно занялся общественной деятельностью. С личной жизнью у него тоже довольно быстро все наладилось. В Ереване у Качара осталась жена Кнорик и дочка Алла, но после ареста они отреклись от врага народа.
[00:26:27] Отец Барсек Качарян не перенёс ареста сына и скончался в августе 1940 года. Оставшись совсем один, архитектор встретил в Норильске новую спутницу жизни. Его второй женой стала Вера Яковлевна, работавшая в отделе подготовки кадров. Вместе они поселились на улице Севастопольской. которую спроектировали и построили Качар и Мазманян, ставший соседом друга по коммунальной квартире. Казалось, все злоключения позади, жизнь понемногу налаживается. Но вскоре Качару снова пришлось сниматься с места. Его направили в совхоз Таёжный, в посёлке Атаманово под Красноярском, где ему предстояло строить дом отдыха для Нориль Лага.
[00:27:20] Формально считалось, что дом отдыха строился для сотрудников Норильского комбината, но на деле он принадлежал Нориллагу. Лишь в апреле 1953 года комбинат будет передан из системы ГУЛАГов, только что созданной Министерством Металлургической Промышленности.
[00:27:38] А руководителем дома отдыха в Таёжном станет майор Астраханкин, одновременно начальник отдельного лагпункта, который через несколько месяцев разрастётся до лагерного отделения номер 25. К концу войны заполярный комбинат столкнулся с проблемой. Заключённые держались из последних сил.
[00:28:02] Каторжный труд и цинга уносили одного специалиста за другим. А стране требовалось все больше и больше металла, рассказывает историк репрессии Татьяна Леонова. Им изменено и соображение безопасности. Конечно, ресурсы ГУЛАГа неисчерпаемы. С каждой навигацией в Норильск доставляли свежие партии подневольных работников. Но на их обучение нужно было тратить драгоценное время, а производство ждать не могло.
[00:28:31] И тогда руководство комбината едва ли не впервые задумалось о сохранении жизни опытных сотрудников. Кому-то в голову пришла отличная мысль. Построить дом отдыха в одном из подразделений лагеря. Например, в совхозе Таёжный, вошедшем в состав Нориль-Лага в 1942 году. А что? Всего-то две тысячи километров вверх по Енисею. От Дудинки на пароходе 4-5 дней.
[00:29:01] Трёх летних месяцев должно было хватить, чтобы восстановить силы подневольных инженеров, конструкторов и так далее. Спроектировать деревянные корпуса поручили Георгу Качару. При скудной смете он сумел построить на берегу Енисея настоящие дворцы. Проект дома отдыха в Таёжном нужно было утверждать в Москве. Из воспоминаний Георга Качара.
[00:29:28] Поездка в Москву, наряду с архитектурными делами, была особенно желанной, потому что она давала возможность повидать Алабяна и других друзей. Тогда Алабян был вице-президентом Академии архитектуры СССР. Я пришел в приемную академию и, конечно, мой вид был весьма непрезентабельным. Естественно, что секретарь Алабяна не хотела пропускать меня к вице-президенту. Тогда я попросил передать, что его хочет видеть Качар.
[00:29:59] Вышла она из кабинета и говорит, коро Семенович просит вас подождать. Как подождать? Что, он забыл старого друга? Я был возмущен и решил уйти, но на площадке лестницы встретился старый знакомый. Ну как, виделся с коро, спросил он. Нет, он велел подождать, а я решил, что не стоит. Но может быть он очень занят, ты не горячись, подожди.
[00:30:25] Я внял доброму совету, вернулся и стал ждать. Прошло некоторое время, и секретарь, выйдя из кабинета, сказала «Проходите». С трепещущим сердцем вхожу в кабинет и вижу — коро стоит у двери и ждет меня. Мы обнялись, крепко поцеловались и сели. Несколько минут длилось молчание. Мы смотрели друг на друга и не начинали разговора. Я буквально дрожал от волнения.
[00:30:52] Всё время, пока находился в Москве, я жил у гостеприимной сестры Каро, Евгении Семёновны. Мне не разрешали переезжать или питаться на стороне. И так в течение четырёх месяцев. Меня не только приютили в семье Алабяна, но сразу же были начаты хлопоты о моём переезде в Москву или Ереван. К сожалению, тогда хлопоты не увенчались успехом.
[00:31:18] Но меня грела и утешала трогательная забота друзей. Однажды коро попросил сестру, чтобы для меня готовили какие-то армянские блюда, которых я не ел последние 10 лет. Полярное зодчество имеет право на жизнь. Казалось, что свобода уже совсем близко, но летом 49-го года Качара снова арестовали. Повторное следствие заняло всего два месяца.
[00:31:48] Архитектора снова признали виновным по тем же статьям. Правда, на этот раз суд ограничился ссылкой в Норильск, где Качар еще два года в статусе ссыльного проработал руководителем бригады архитектурно-строительного сектора.
[00:32:04] В 1951 к Микаэлю Мазманяну в Норильск впервые после ареста смогла приехать его жена, заслуженная артистка Республики Армении Вардуш Степанян с младшей дочерью Рузан. Девочке было всего три года, когда арестовали отца, и она почти ничего о нем не вспоминала, рассказывает Наталья Осипова. Эта встреча стала огромной радостью для Мазманяна и очень огорчила его друга Качара. Он очень переживал, что останется в Заполярье один.
[00:32:39] В 51-м году архитекторы перевели на спецпоселение в село Шилинское сухобуземского района Красноярского края. Проработав там три года в бригаде Енисей-строя, в 54-м Качар был переведен в Красноярск и снова освобожден. Более того, он немедленно получил назначение на должность главного архитектора столицы края. Однако вернуться в родной Ереван где в июле 54-го года скончалась мать, все эти годы тосковавшая по сыну, он не мог. Пришлось еще несколько лет проработать в Сибири, где он, как и боялся, остался совсем один. Микаэл Мазманян вернулся на родину в 54-м году. Пожалуй, самым интересным проектом Качара этого периода стал проект реконструкции Краевого драматического театра имени Пушкина, Он буквально спас ветхое историческое здание, сохранив его неповторимый облик, говорит Валерий Мутко. Стоит также отдельно отметить, что Качар принимал участие в разработке генеральных планов Ачинска и Минусинска, курировал реконструкцию села Шушинская, где создавался музей ссылки Вовки Ульянова. Там, где от Усинского тракта берет начало шоссе, ведущая в село Шушенское, был воздвигнут памятник Вовке Ульянову. Авторами монумента стали Геворг Качар и Мирон Мержанов, еще один репрессированный армянин, которого назвали личным архитектором Йоськи Джугашвили. На посту главного архитектора Красноярска Качар проработал пять лет.
[00:34:31] За это время сибирские зодчие трижды избирали его председателем Красноярского отделения Союза архитекторов СССР. А в 1957 году Качар был избран членом корреспондентом Академии строительства и архитектуры СССР. Появилось время заняться научной работой, и архитектор смог завершить исследование о жилищном строительстве на Вечной Мерзлоте. Из статьи Георга Качара.
[00:35:01] Обживание края во многом зависит от того, насколько удачно в архитектурном отношении будут разработаны основы планировки и застройки жилых районов. А пока в этом деле немало ошибок. Сторонникам пересаживать классическое зодчество на мёрзлую почву тундры необходимо прекратить бездумное проектирование по проектам, предназначенным для других районов страны. Понятие «полярное зодчество» имеет право на жизнь.
[00:35:30] Лишь в 60-м году, через 6 лет после Мазманяна, Качар тоже смог вернуться в Ереван, где занял должность главного архитектора института Ереван Проект. Он много работал, создал проект санатория в Дилижане, Руководил созданием комплекса общежитий на 3000 человек в Зайтуне, строил современные жилые здания. За свои заслуги был удостоен звания Заслуженного Деятеля Искусств и Заслуженного Архитектора Армянской ССР, награжден Орденом Трудового Красного Знамени и несколькими медалями. Не забывали о качаре и в Норильске. В дни празднования 25-летия Норильского ГМК архитектору вручили почётную грамоту, чтобы подчеркнуть его вклад в строительство города. Скончался Георг Качар 18 февраля 1973 года. Его похоронили в пантеоне Центрального городского кладбища Еревана рядом с верным другом Микаэлем Мазманианом, скончавшимся на полтора года раньше, 29 октября 1971 года.
[00:36:54] ГОВОРИТ НА ИНОСТРАННОМ ЯЗЫКЕ.
